Дин Кунц - Шоу смерти [= Вызов смерти]
– Заставьте эту чертову машину пошевеливаться! – проревел он раздраженно.
***
Грузовой аэромобиль вмещал только двадцать человек, включая водителя.
Пьер посмотрел на бойцов, сидящих в два ряда на скамьях вдоль стен, быть может, несколько более сурово, чем они того заслуживали. В конце концов, это не первая революция из всех, которые когда-либо совершались. "Может быть, – думал он, – самая справедливая, но отнюдь не первая". И она так или иначе давала ему шанс увидеть, насколько глубоко его уроки укоренились в сознании этих людей. Сумеют ли они действовать так, как он их учил, или же будут драться, словно шайка необученных головорезов, на одном только голом энтузиазме? Он возлагал на них большие надежды.
Он подумал об "успехе", и тут же ассоциацией всплыло слово "провал". Ухватившись за него, он соскользнул в пропасть воспоминаний, сквозь туман времени, назад, в другое время, в другое место. Там была темноволосая девушка. Ее звали Рита. Рита, Рита, Рита. Это имя было как крик одинокой птицы над белыми гребнями волн, которые вздымает на синей поверхности моря ветер, теплый и прохладный одновременно. Она и БЫЛА одинока. Она сидела в кафе одна. Рита. Сидела у затененного столика, сидела, склонив голову и глядя в чашку с кофе. И вошел он. Никто больше не был вежливым, добродушным или романтичным. Женщины все реже и реже вступали в брак, поскольку могли разделять телесные ощущения Исполнителя. Им все меньше и меньше нужна была настоящая любовь, настоящий секс. И мужчинам тоже. Медленно, но верно умирали странные отношения, называемые любовью между мужчиной и женщиной. Однако были и такие, которые нуждались в большем, нежели аура и искусственный час До, краткие пятнадцать минут Во Время и час ласк, именуемый После. Некоторым людям нужно было больше, много больше. Таков был Пьер, и такова была Рита…
Аэромобиль подпрыгнул на выбоине, толчок сбросил Мэйлора с его места в конце скамьи. Это происшествие на минуту сняло напряжение. Все заулыбались, даже рассмеялись.
– За эти синяки ты не получишь медаль Отважного Сердца, Мэйлор, – сказал Нимрон.
Медалью Отважного Сердца награждались те, кто получил ранения во время акций, а Золотой Звездой Доблести – те, кто встретил смерть в бою. Всего существовало пять различных наград, награжденному выдавалось удостоверение и впечатляющего вида знак из драгоценных металлов и камней. Пьер задумался о том, как им повезло, что с ними Роджер Нимрон. Эти медали были его идеей. "Они нужны, чтобы внушать людям чувство гордости и славы", – сказал Президент. Нимми пускал в ход все, чтобы пробудить в людях желание идти за ним, и не последним фактором были его личное обаяние и дружелюбие.
Постепенно смех в грузовике затих, и Пьер позволил своему сознанию погрузиться в воспоминания о птице, летящей над скалами и уносящейся в огромное бездонное море. О темноволосой девушке в кафе.., о любви, взаимной и всеобъемлющей. Всеобъемлющей – на время. Что же случилось? Что было причиной неудачи? Три года длилось их блаженство. На пятый год она заскучала. Не ждала ли она от их отношений слишком многого? Он подозревал, что это так. Она была романтиком, витала в хрустальных грезах. Настоящая физическая любовь была редкостью. Если рождаемость не удовлетворяла стандартам Шоу, правительство отбирало некоторое количество женщин для искусственного осеменения в целях увеличения населения. Все подчинялись, поскольку им не оставляли другой возможности. Не вышло ли так, что Рита рассчитывала на Горние Небеса, а нашла всего лишь Рай? Он не знал. Но его всегда преследовал призрак Той Ночи. Той Ночи, когда он пришел домой.., и обнаружил Риту. Пришел домой и обнаружил Риту.., обнаружил, что она мертва. Обнаружил, что она – Эмпатист… Обнаружил…
Пьер постарался отбросить воспоминания. Что он всегда говорил людям? Что он втолковывал им во время обучения? Перед битвой расслабься и думай о приятном. Ощути в себе тепло и счастье, полноту жизни и спокойствие. Кроме этого, единственной мыслью должна быть мысль о ненависти к врагу – чтобы легче было убить его. Ну, с ненавистью к Шоу у Пьера было все в порядке. Ему не нужно было искусственно вызывать ее в себе. Значит, он будет думать о приятном. Через лобовое стекло он видел дорогу, несущуюся навстречу и убегающую под днище машины. Шел густой снег. Он будет думать о снеге, о том, какой снег красивый, холодный, мягкий и белый. Да, он будет думать о светлоликом снеге…
***
– Три часа, – сказал невысокий человек в белом халате.
– Три часа, – эхом откликнулся главный техник, щелкая переключателем.
Нимрона в студии уже не было. Он и еще девятнадцать бойцов – передовой отряд нападения – загрузились в сверхбыстрый аэромобиль и отбыли на максимальной скорости. Президент собирался подвергать опасности свою жизнь, так и не узнав, вышло ли что-нибудь из попытки подавить передачи Шоу или нет. Майк посмотрел на Лизу. Они держались за руки, сидя в креслах так близко, что их колени соприкасались.
Майк увидел страх на ее лице. Похоже, что и его лицо имело такое же выражение. Он сплел свои пальцы с ее пальцами.
– Вы на связи! – сказал кто-то.
Майк и Лиза начали излучать ненависть к зрителям. Это было нетрудно. Майк понял, что он всегда ненавидел эту безликую массу, разделяющую с ним его тайные мысли, его страсти, его срывы. Шоу учило его контролировать свои основные эмоции, не выпускать ненависть наружу. Теперь, когда вечный нажим отсутствовал, ненависть выплеснулась вовне стремительным потоком, накопившись за многие годы. Майк видел, что Лиза испытывает то же самое. Казалось, на лице ее больше не было страха – только облегчение. Черты ее утратили напряжение, но зубы были стиснуты – она сосредоточилась на том, чтобы выплеснуть все свое отвращение.
Во все эти сознания.
Майк наслаждался этим и видел, что Лиза тоже наслаждается. Что они должны сделать со всеми этими пиявками, всеми этими мозговыми вампирами? На этот раз все они, пожрав мысли Исполнителей, получат несварение желудка.
Все эти сознания.., со всеми рвотными мыслями о ненависти к себе.
На фоне этих мыслей у Майка появилось смутное ощущение успеха. На огромной индикационной панели горело множество огней, каждый обозначал сотню аур. И за одну минуту множество огней погасло. Тысячи людей разом выключали ауры. Миллионы вскакивали с кресел потрясенные, в гневе. Они отторгали Шоу! Грешники вырывались из ада.
Майк сконцентрировался на ненависти. Затем он внезапно был ошеломлен странным ощущением искажения, словно кто-то взял его голову в одну руку, его ноги – в другую и смял его, как старую пожелтевшую бумагу. Комната поплыла. Он посмотрел на Лизу и увидел размытый рисунок, туманный образ. Выпадение. Они попали в Выпадение, но в один и тот же миг. Никогда с ними такого не было, чтобы попасть в Выпадение и осознавать это. Это всегда было как-то расплывчато и нереально, не как сейчас – определенно и ужасающе. Неожиданно комната пропала. Он попытался закричать, но крик застрял в горле, а язык не повиновался. Со всех сторон его окружала тьма, всеохватывающая и бесконечная. Великая ночь. Смерть? Он не успел еще обдумать эту возможность, как раздался крик, вонзившийся в темноту, как лезвие в руку. Лиза была здесь, с ним. Призрачная Лиза, подобная привидению.
– Майк…
Он посмотрел на свои руки, поднес их к лицу. Он мог сквозь них видеть. Он смотрел насквозь через свои руки и видел Лизу. И сквозь нее он видел почти материальное тело ночи. Ночь тянулась в неопределенность, предвещая зло.
– Майк, – снова сказала Лиза. Она парила в нескольких футах от него, выпрямившись, очень спокойно, но губы ее дрожали так, что было понятно: вот-вот с них вместо его имени сорвутся рыдания.
– Лиза…
– Где мы?
Он видел, что она находится на грани истерики, готовая сломаться и выпустить наружу все страхи и гнусные кошмары, похороненные где-то в глубинах ее ид. Он тоже был испуган, но страх его был почти терпимым. Почти. Майк знал, что будет лучше скрыть свой собственный страх и попытаться успокоить Лизу, нежели находиться здесь с обезумевшей от ужаса женщиной – где бы ни было это "здесь". Он задвигал руками, словно пытаясь плыть, но не мог преодолеть расстояния, разделявшего их. Здесь не было трения тела о воду, которое могло бы сдвинуть его с места. Ночь была невещественной, она не была водой; и его тело тоже казалось нематериальным. Майк ничего не желал сильнее, чем оказаться подле нее и коснуться ее, но он понимал, что все усилия бесполезны. Он выругался про себя.., и неожиданно оказался рядом с Лизой. Он едва не вскрикнул снова, но сдержался и попытался осмыслить случившееся. Он желал быть возле нее – и он был здесь. Очевидно, перенесло его не ругательство, хотя оно и было произнесено в тот самый миг. Они не были заперты в Аду, где богохульства становились движущей силой. Если они и находились в каком-либо месте, упоминаемом религией, то это было скорее Чистилище. Но и в этом он весьма сомневался, поскольку они были здесь одни.
